Владимир Мау: В новой экономической модели мира важная задача – это найти причины стагнации
Восьмой Гайдаровский форум традиционно пройдет в середине января, его лейтмотивом в этом году станет выбор приоритетов. О том, какие новеллы ожидают участников форума в этом году, а также об основных проблемах в российской экономике и образовании в интервью ТАСС рассказал ректор Российской академии народного хозяйства и государственной службы при Президенте РФ Владимир Мау.
– Какая тема в этом году станет ключевой на форуме и почему именно она?
– Гайдаровский форум имеет общее название «Россия и мир», но каждый год мы дополнительно выбираем более узкое направление в зависимости от этапа, который переживает страна. В этом году после длительной дискуссии мы определились, что темой форума станет проблема выбора приоритетов. Если говорить о глобальном кризисе, мир подошел к формированию посткризисного облика, посткризисной новой реальности, и в эти моменты деятельность правительств и экспертов всегда предполагает определение приоритетов. Поэтому выбрана такая тема форума в этом году. Однако тема России и мира все равно будет главной. Участники форума обсудят, что будет происходить в мире в ближайшие несколько лет и, прежде всего, будет обсуждаться повестка 2017 г.
– Чем будет отличаться форум в 2017 г. от предыдущих лет? Будут ли отличия по структуре, контенту, организации?
– В этом году форум станет более масштабным, хотя такой задачи мы не ставим, просто ежегодно интерес к нему возрастает. В этом году будет около 800 выступающих (для сравнения: в прошлом году было 500 выступающих). Кроме того, в этом году на форуме будут работать примерно 1300 представителей прессы, в прошлом году было 1100. Что касается общего числа участников форума, я думаю, мы превысим на 2 тысячи количество участников предыдущего года, то есть в этом году ожидаем за три дня примерно 13 тысяч человек.
Ожидается, что форум посетят около двух десятков губернаторов и ряд членов Правительства РФ. Из интересных зарубежных спикеров: будут два бывших президента – Финляндии и Чехии, пять бывших премьер-министров. Также ожидаются представители центральных банков нескольких стран.
Что касается содержательных особенностей, в этом году мы частично уйдем от традиционного формата круглого стола. Мы решили провести эксперимент, и несколько сессий будут организованы в формате выступающего спикера с заранее подготовленным докладом и дискуссии вокруг его доклада. Мы решились на такой эксперимент, потому что пришли к выводу, что традиционный формат круглых столов и панельных сессий, где дискутируются идеи, а не заранее подготовленные материалы, себя исчерпывает. Эксперимент позволит углубиться в некоторые темы. Так, с докладом в новом формате выступит председатель правления JP Morgan Chase, экс-председатель Банка Израиля Якоб Френкель – его доклад будет посвящен будущему центрального банкинга. Также со специальными докладами выступят зампред Правительства РФ Ольга Голодец, глава Центра стратегических разработок Алексей Кудрин, вице-президент Всемирного банка Серилл Муллер, президент Королевского института международных стратегических и исследований Испании Эмилио Ламо де Эспиноса.
– А какова, на ваш взгляд, сегодня ситуация в российской экономике? На каком этапе выхода из кризиса мы сейчас находимся?
– На протяжении последних лет мы проходим через несколько кризисов, которые переплетаются между собой, причем разные проблемы требуют разных, причем подчас противоположных, антикризисных мер. Например, кризис внешних шоков требует бюджетной консолидации и более жесткой бюджетной политики. Циклический кризис, наоборот, требует стимулирующей политики. При циклическом кризисе стимулирующая политика предписана, но при кризисе внешних шоков она категорически не рекомендуется. Когда одновременно страна переживает два кризиса – самое время проявить искусство государственного управления.
В настоящее время мы видим, что спад экономики остановился, экономика начинает расти, особенно это заметно в материальном производстве, то есть промышленности и сельском хозяйстве. Но особенностью нынешней ситуации, причем не только в России, но и во всех развитых странах, является то, что остановка спада не ведет автоматически к восстановлению устойчивого роста. Как показывает опыт Японии и ЕС, экономика может попасть в длительный период стагнации. И это новый, очень серьезный вызов для экономической политики предстоящих лет – гораздо более сложный, чем антикризисная политика. Сегодня ситуация гораздо более сложная, поскольку экономика проходит период адаптации к другим ценам на нефть, к другому спросу, к другому геополитическому балансу. Причем важно подчеркнуть, что политика должна обеспечить приемлемые (выше среднемировых) темпы роста в среднесрочной перспективе – здесь нельзя ориентироваться на краткосрочные результаты вроде политики ускорения 1986-1988 гг., когда темпы два года повышались, а затем последовал тяжелейший десятилетний кризис, поскольку «ускорение» было оплачено резким ростом бюджетного дефицита, внешних заимствований и исчерпанием золото-валютных резервов. Иными словами, нельзя в качестве критерия видеть краткосрочные темпы роста.
– Если достижение высоких темпов роста экономики – не главная цель, на что стоит ориентироваться?
– Непосредственные показатели позитивных сдвигов – рост частных инвестиций, ипотечного кредитования, торможение инфляции, диверсификация экспорта. А за этим последует и реальный экономический рост. Есть и еще одна интересная и важная проблема. Откровенно говоря, в условиях фундаментальных технологических сдвигов мы еще не можем однозначно утверждать, что происходит с экономическим ростом. Например, когда вы перестаете покупать книги на бумаге и покупаете их в электронном виде, то прочитать в год вы сможете больше книг, но это окажет негативное влияние на ВВП страны, так как электронная книга стоит дешевле, не предполагает расходов на печать, транспорт и прочее, то есть всего того, что суммируется ВВП. Если вы начинаете пользоваться Uber-такси и отказываетесь от личного автомобиля, спрос на машины становится меньше, на изготовление уходит меньше металла, ВВП опять становится ниже, но при этом уровень благосостояния населения и страны выше. Мы находимся в странной ситуации, когда привычная статистика ВВП мало о чем говорит. И это понятно, поскольку сам показатель ВВП появился в результате Великой депрессии 1930-х гг. и должен был отражать реалии индустриальной экономики.
Если взять экономику 1988 г., она по показателям роста была очень успешной и обгоняла темпы роста Великобритании и США. Но уже через год все рухнуло.
– На ваш взгляд, возможно ли ускорение темпов роста экономики до уровня среднемировых и каким образом?
– Эта задача правильная и реальная. Но непростая – в силу причин, о которых я уже говорил. Чуть выше среднемирового темпа – это тот темп, которым может расти экономика России в течение ближайших 10-15 лет. Это правильный ориентир, но для его реализации необходим набор решений, обеспечивающий устойчивость экономического роста.
Рост экономики должен отображать уровень экономического развития страны и должен быть более или менее вписан в контекст развития ее основных торговых партнеров. Российская экономика открытая, она не может расти на 5% в год, когда глобальная экономика стоит на месте. Больше 50% российского товарооборота приходится на Евросоюз, и если ЕС падает или стагнирует, то трудно себе представить бурный рост российской экономики. Именно поэтому правильная постановка задачи – соотношение со среднемировыми темпами роста. Российская экономика по уровню своего развития находится между немецкой и китайской, поэтому и темп роста должен быть ниже чем в Китае, но выше, чем в Германии.
Еще один серьезный вопрос – долгосрочные темпы роста в новой экономической модели, к которой приходит мир. Мы сейчас видим, что мир развивается темпами существенно ниже, чем, скажем, до кризиса 2008 г. Если до 2008 г. темп роста мировой экономики составлял 4% в год, то после 2008 г. он упал. Мы видим, что Европа не растет уже 5-6 лет, Япония не растет уже 25 лет. И это уже не циклическая проблема, а структурная.
– Экономисты уже понимают, в чем проблема низких темпов роста мировой экономики и как ее решить?
– Почему не растет японская экономика, что происходит с европейскими экономиками – это тема отдельного и очень серьезного анализа, большой дискуссии, которая сейчас ведется. Сказать однозначно, что сейчас происходит, мы не можем. Мы уже ушли от примитивного представления, что экономический рост можно обеспечить макроэкономическими манипуляциями, то есть снижать процентные ставки, увеличивать денежную эмиссию, увеличивать кредитование экономики.
Еще недавно разные критики и экономисты говорили, что России следует посмотреть на Запад и стимулировать свою экономику. Но если мы посмотрим на Запад, мы увидим, что в Европе, Японии процентные ставки низкие и даже отрицательные, а экономика не растет. При этом в США при низких процентных ставках экономика росла, и Великобритания до Brexit не понижала ставки, и темпы роста экономики были выше, чем в Европе.
Проблемы роста не могут быть решены макроэкономическими манипуляциями. Пока никто не может однозначно утверждать, что является тормозом для роста мировой экономики. Почему сбережения везде сейчас значимо превышают инвестиции. Есть много версий объяснения того, что в английском языке называется secular stagnation, или долгосрочная стагнация, но однозначного ответа нет. Думаю, ответ появится, когда стагнация будет преодолена, и мы поймем, с помощью какого механизма удалось ее преодолеть.
– Плавно переходя от экономики к образованию, по вашему мнению, будут ли увеличиваться расходы на образование в ближайшие годы?
– Образование, несомненно, должно быть одним из приоритетов бюджетной политики. Вообще сейчас этими бюджетными приоритетами с точки зрения экономического роста должны быть транспортная инфраструктура и человеческий капитал. И эта повестка полностью совпадает с повесткой в развитых странах. Но проблема не в том, чтобы вливать больше денег, а в самой структуре расходов. Нельзя, к примеру, отождествлять финансирование образования с повышением зарплаты. Это ведь и инвестиции в науку, и лабораторная база.
– Как сами вузы могут исправить ситуацию и начать больше зарабатывать?
– Им нужно стать востребованными. РАНХиГС сама зарабатывает порядка 60% своего бюджета. Кстати, один из хороших показателей качества вуза – сколько в него приходит людей взрослых, уже осознанно делающих свой выбор в пользу конкретного заведения, на переподготовку, получение второго высшего. Вот у нас из 200 тысяч людей, которые проходят через наш вуз в течение года, примерно 150 тысяч – это взрослые люди, и это без учета магистрантов.
– Как вы относитесь к предложению ректора МГУ им. М. В. Ломоносова отказаться от Болонской системы и вернуться к 5-6 летнему обучению?
– Наверное, для каких-то специальностей такое решение может быть полезно. Но все-таки качество образования от этого не зависит. МГУ является отличным университетом и с Болонской моделью, и без нее.
Я не очень понимаю, в чем здесь проблема и чем одна система лучше другой. И сейчас есть возможность изучать профессию 6 лет, для тех, кто так хочет. А можно после четырех лет бакалавриата заняться практической работой. Кроме того, двухступенчатая система не привязывает студента к изучению какой-то специальности на 6 лет. Зачем в 17 лет определяться с точной узкой специализацией? У нас практически все студенты, закончив бакалавриат, идя в магистратуру, меняют факультет. Для этого Болонская система и существует – чтобы можно было менять факультет, вуз и даже страну обучения. У двухступенчатого образования есть очевидные преимущества для современного динамичного мира, когда постоянно появляются новые специальности.
– По вашим прогнозам, какие профессии вскоре будут самыми востребованными?
– Есть много исследований на эту тему, не хочу их пересказывать. Надо исходить из того, что всегда, при любом политическом и экономическом режиме будут востребованы люди, хорошо учившиеся в вузах, и не будут востребованы те, кто над собой не работает и учится плохо. Основная задача современного учебного заведения – научить студентов адаптироваться к новым вызовам. Новые специальности появляются постоянно. За те годы, что человек учится в вузе, появляется огромное число специальностей, которых не было при его поступлении в вуз. Говорить о том, что человек должен работать по специальности, сейчас бессмысленно. Надо быть адаптивным, готовым заниматься новыми сферами деятельности.
На мой взгляд, для адаптивности нужно знать математику, историю, литературу и иностранные языки. Особенно историю и математику. Но это не просто набор фактов или таблица умножения, это два метода анализа данных – количественный и прецедентный. В моем понимании знание математики и истории лежат в основе адаптивности любого человека.
Дата : 12 января 2017
